Воспоминания детства, первые шаги в профессии и мужской «феминизм»
«С изолятором я познакомилась, когда мне было года четыре. Это осознанные воспоминания, хотя родители говорят, что приводили меня и раньше, – рассказывает заместитель начальника СИЗО №1 УФСИН по Воронежской области Олеся Чумакова. – Я с детства знала каждого человека, каждую елочку. На моих глазах ровесники моего папы превращались в статных мужчин. Мы дружили семьями, ходили друг другу в гости. Когда я пришла в изолятор, мама еще работала, а отец уже был на пенсии. Меня очень хорошо приняли, и я ни разу не пожалела, что сделала такой выбор. О карьерном росте не задумывалась. Просто занималась тем, что нравится, получала удовольствие и поэтому хотела делать еще больше».
Тем не менее, было сложно.
«Наше общество несклонно признавать, что женщина на что-то способна и может чего-то достичь, – считает обаятельный замполит. – У женщин феминизм, у мужчин – почти тоже самое. Многие уверены, если ты в юбке, ты уже не подходишь. Мужчинам надо работать на 5 баллов, а женщинам на 55, чтобы доказать, что ты не только красивая, но и умная, способная, лояльная, умеющая разговаривать. В большинстве случаев нас оценивают по всем показателям. Мужчине достаточно быть сообразительным. Так везде, не только в системе ФСИН. Все время приходится доказывать, что ты круче, сильнее, что у тебя внутри есть стержень. И эта борьба закаляет».
Выгнали из дома за не посещаемость?
На работе Олеся Ивановна – волевой руководитель, а дома – любящая, понимающая мама и жена.
«Я не ходила ни по дискотекам, ни по библиотекам, поэтому шанс встретить свою любовь был только в троллейбусе или на работе. Познакомились в изоляторе, – вспоминает Чумакова. – Когда целый день руководишь, пытаешься перевоспитывать людей, приходить домой и быть кроткой, покладистой тяжело. Но я считаю, что в семье главный мужчина».
Супруг Олеси Ивановны сейчас на пенсии, а раньше тоже служил во ФСИН.
«Если бы он не был в этой системе, он бы меня не понял, – уверена замполит. – Знаете, как говорил Николай Фоменко? Меня выгнали из дома за не посещаемость. Здесь это работает на 100%. Уходишь в три ночи, приходишь в четыре утра… Если у вас ревнивый мужчина, вы ему никогда не докажите, что были на работе, потому что остальные жены приходят домой в семь вечера. Мой муж понимает, что бывают ночные проверки, стрельбы, и это нормально. А брат, к примеру, наотрез отказался идти во ФСИН и жене запретил. Сказал, хочу, чтобы у нас была спокойная жизнь».
Дети о профессии всерьез еще не задумываются, хотя замполит хотела бы, чтобы они продолжили семейную традицию. Начинать, правда, придется с нуля, без поблажек.
«Сын учится на технолога пищевой промышленности. Однажды спросил: «Мама, а меня возьмете?» В армию сходишь – возьмем. Это обязательное условие, – объясняет Олеся Ивановна. – Дочери только 13, и она хочет быть медиком или ветеринаром. Меня в ее возрасте тоже посещали подобные мысли».
«Бывает, люди оступаются, но восьмая ходка – это уже клиника»
Два раза Чумакова попадала под сокращение. И два раза ее перемещали в другие службы.
«5 лет я отработала в спецотделе, 5 – в органалитическом, 8 – в тылу. Они не связаны между собой, каждый раз приходилось начинать заново, – комментирует замполит. – Не зря говорят, раз в 5 лет надо менять сферу деятельности, чтобы быть в тонусе. Когда изучишь все приказы, все, что только можно, когда знаешь, что тебя спросят и что ты ответишь, это надоедает. А сейчас все в новинку! Замначальником быть страшно, но интересно. Каждый раз узнаешь что-то новое. Там почитал, тут посмотрел. Мне это нравится».
Один из бонусов работы в СИЗО – год за полтора. Достигнув 35 лет, можно сменить сферу деятельности и получать пенсию, которой, как минимум, хватит, чтобы заплатить за квартиру.
«Здесь нет никакого физического труда. Мы не таскаем мешки, не стучим молотком, не ездим за рулем в мороз, – рассуждает Олеся Ивановна. – Но ты приходишь сюда и попадаешь в замкнутое пространство. Отсюда профессиональная деформация. 12 часов человек находится только с теми людьми, которых он охраняет, и беседует тоже только с ними. Да, через дверь, да, короткими фразами, но это постоянный негатив. Подследственные и осужденные не говорят: «Добрый вечер, товарищ начальник! Я хочу у вас спросить….» Большинство разговаривают на сленге. Бывает, люди оступаются в первый раз, но когда 3-8 ходка – это уже клиника. Как можно нечаянно попасть в СИЗО 8 раз?»
Первое время, по словам замполита, ломало. Возвращаясь домой она плакала, но понимала: это работа. Ее так воспитывали: нет слов «хочу» или «могу», есть слово «надо».
«Я заставила себя не бояться. Потому что контингент это моментально чувствует и начинается прессинг, – говорит Чумакова. – 8 лет я работала с хозотрядом: все осужденные – мужчины, ножи, топоры… Если в голове что-то перемкнет, не успеешь пискнуть. Поэтому главное – быть человеком. Они понимают, что я ничего плохого не сделаю, а наоборот могу помочь. Если ты выполняешь свою работу на 100%, заключенный не позволит себе ничего лишнего. Он знает, что он к тебе обращался, и ты не просто пообещала, но и выполнила все, что в твоей компетенции. Ты держишь дистанцию, и ее принимают. Конечно, могут хитрить, устраивать театр, давить на жалость, заигрывать… Но когда видят, что это не действует, начинают говорить по делу. Есть очень грубые. Я отвечаю жестко, и это отрезвляет. Интересуюсь: «Вам нравится так общаться? Можем продолжить. Нет? Тогда давайте переходить на нормальный тон. Мы можем кричать, я могу встать и уйти, но ничего не изменится. Вы останетесь тут, а я там. Вам нужна моя помощь, значит, вы должны вести себя корректно». Пока никто не отказывался. Обычно приносят извинения, и мы продолжаем разговор».
