Кто они? Почему выбрали такую профессию? Насколько сложно трудиться на режимном объекте? 12 марта, в День работника уголовно-исполнительной системы, мы побывали в следственном изоляторе, чтобы найти ответы на эти вопросы.
Юношеский максимализм и экономическая выгода
Начальник СИЗО-1 Михаил Маковкин провел за колючей проволокой почти 20 лет: пришел сюда сразу после вуза младшим инспектором отдела режима. Был сержантом, стал подполковником.
«Мой отец всю жизнь работал в следствии, планировалось, что я выберу эту же стезю, но победил юношеский максимализм. Я поступил не на юридический факультет, а в Московскую академию физкультуры и спорта. Потом уже, когда стал работать, окончил академию правосудия, – рассказывает Михаил Владимирович. – Сотрудники ФСИН лучше защищены с социальной точки зрения, это более военизированная система по сравнению с МВД, поэтому я пришел в СИЗО. Плюс, чего скрывать, была экономическая необходимость».
Замок с историей
Следственный изолятор номер один входит в пенитенциарную систему, но, в то же время, стоит особняком. Он не похож ни на какие исправительные учреждения. По факту здесь отбывают наказание всего 30 человек – отряд хозяйственного обслуживания. Остальные – ждут приговора или этапирования в колонию.
«Наше здание с историей – тюремный замок, построенный в 1857 году. Здесь более сложный, чем в других СИЗО, контингент, – считает Михаил Маковкин. – Люди пользуются теми же правами, что и мы с вами. Даже голосуют. Единственное отличие – они ограничены в свободе. Изоляция от общества происходит при совершении тяжких преступлений, возможности препятствия следствию или влияния на свидетелей, подозрениях, что человек может просто исчезнуть, сбежать. Сегодня в изоляторе находятся 899 человек, 133 из них следуют транзитом в колонии или к месту проведения следственных действий».
«С Матросом не было проблем»
В свое время в СИЗО-1 побывал Матрос – бывший спецназовец, который держал в страхе весь Воронеж. Криминальный авторитет, 11 февраля умерший в колонии где-то за полярным кругом.
«С Матросом не было никаких проблем – всегда вежливый ничего не нарушал. Он обладал такой волей, что не сломался до самого конца, даже когда появилась перспектива пожизненного заключения, – вспоминает Михаил Владимирович. – Его подельники стали друг друга сливать и были готовы на все. А он, являясь ключевой фигурой, ничего ни про кого не сказал. Не думайте, я его не идеализирую. Это был страшный человек, неуправляемый. Но с его характером, если бы он попал в другую сферу, он бы принес много пользы нашему обществу».
Стать жуликом на минутку?
Начальник изолятора досконально знает заключенных и как никто другой понимает инспекторов-новичков, только что поступивших на службу.
«Ребятам в 20-25 лет вначале не просто, – признает он. – Работа достаточно трудная и не ограничивается рамками нормативных актов. Они взаимодействуют с подследственными и обвиняемыми, а значит, должны быть психологами. А в какой-то момент и жуликами, чтобы лучше понимать тех, с кем приходится общаться. Конечно, это плохо, но порой необходимо. Личностные отношения – самое сложное. Каждый сотрудник должен иметь внутри твердый стержень, понимать, зачем и для чего он сюда пришел. Я уверен: самодостаточный человек не сможет причинить вред подследственному. Будет четко исполнять свои обязанности и требовать неукоснительного выполнения правил внутреннего распорядка от спецконтингента».
Здесь нет хаоса. Чтобы попасть на эту работу, люди проходят множество проверок – физических, медицинских, специальных. А потом на протяжении многих лет несут службу за колючей проволокой. Нагрузка на сотрудников СИЗО одна из самых больших в системе. Бешеный ритм, динамика, огромное количество документов. Если в колонию в течение недели приходят 10-20 человек, то здесь каждый день – плюс 100, минус 100, и каждого нужно должным образом оформить. Кроме того, постоянное взаимодействие с милицией, следователями, адвокатами…
«Наши сотрудники (и их родственники) никогда не привлекались к уголовной ответственности. Это порядочные, образованные люди. И мне непонятно, почему в глазах некоторых обывателей, они выглядят истязателями, которые мучают бедных зеков, – говорит Михаил Маковкин. – А масса в черных шапках и бушлатах, которую нам показывают в кинофильмах, заведомо вызывает сочувствие. Они все страдальцы, хотя кто-то украл последние деньги у бабушки, а кто-то убил отца».
«Здесь не страшно»
Следственный изолятор – огромная система, в которую входят и тыловые службы, и медицинские, воспитательные, оперативные, режимный аппарат. Это большая организация, развивающаяся быстро и динамично. Женщин здесь немного, и каждая из них на вес золота.
Начальник медчасти Светлана Попова работает в СИЗО уже два года. Говорит, пришла по призванию. «Здесь не страшно. Знаешь, с кем общаешься и чего от них ждать, – поясняет она. – По другую сторону колючей проволоки намного опаснее».
Если подследственным требуется медпомощь, они пишут заявления и в тот же день отправляются на осмотр. Наиболее частые жалобы на головную боль. Бывают и более серьезные проблемы.
«Все, кто попадает в СИЗО, первые 10 дней находятся на карантине. Сдают анализы, проходят обследование. У нас один из лучших в Воронежской области флюорографический аппарат, – рассказывает Светлана. – Бывают люди с туберкулезом, ВИЧ, гепатитом – они содержатся отдельно. Мы как буфер, задерживаем все вирусы. Если ты здоров, ты не заболеешь. С этой точки зрения в СИЗО намного лучше, чем на улицах города».
«Спецконтингент молодеет, – добавляет начальник изолятора. – Моих ровесников – единицы. На воле, ведя такой образ жизни, пристрастившись к пагубным привычкам, они не доживают до 30 лет. Огромное количество преступлений совершают наркоманы. Когда я только пришел работать, в туберкулезном отделении содержалось порядка 90 человек, сейчас не более 20. Зато с ВИЧ свыше 100».
«Воры, насильники, убийцы – для нас все равны»
Еще в начале прошлого года в СИЗО-1 был некомплект инспекторов. Сейчас произошло обновление кадрового состава. Молодежь, недавно пришедшая на службу, учится у более опытных коллег. В их числе Олеся Чумакова – первый замполит женщина в системе ФСИН Воронежской области. Здесь работали ее мама и папа. Дочь решила продолжить династию. Прошла практически все службы, имеющие отношение к изолятору. Трудилась в спецчасти, организационно-аналитическом отделе, обеспечивала тыл…
«Мы не просто отвечаем за содержание, а пытаемся перевоспитать людей, обучить. Сейчас я говорю не о подследственных, их нельзя обязать, а об осужденных. Бывает, к нам попадают люди без школьного образования. Некоторые даже писать не умеют, – поясняет энергичный, обаятельный замполит. – Отбывая наказание, они заканчивают школу, получают профессию. И в дальнейшем, возможно, пойдут не воровать и убивать, а работать. Мы пытаемся сделать все, чтобы они сюда больше не вернулись. К каждому ищем индивидуальный подход. Ведь одним нужен кнут, другим – пряник. Те, кто попал сюда в первый раз, на распутье. Думают, хотят ли они быть в «касте заключенных» или лучше исправиться и начать жизнь с чистого листа».
С «первоходами» все более-менее понятно. Но как общаться с матерыми рецидивистами, за плечами которых две, а то и три судимости?
«Убийства, воровство, людоедство... Статьи разные, но ко всем мы должны относиться одинаково, – уверена Олеся Ивановна. – И к тому, кто за кражу сидит, и к тому, кто изнасиловал четырех девочек. Перебарывать себя трудно. Ведь мы воспитывались в системе «плохо-хорошо» и автоматически применяем это к окружающим. Но ты не имеешь права так думать. Они все, если не нарушают правил внутреннего распорядка, равны. Осознать это тяжело и морально, и психологически».
В Воронеже немало лиц, имеющих проблемы с законом. И иногда замполит встречает бывших подопечных. Они не смотрят на нее волком, а «платят той же монетой» – улыбаются, здороваются. Некоторые даже останавливаются поговорить, спрашивают, как дела.
