– Андрей Борисович, как началось ваше сотрудничество с нашим театром?
– Меня пригласили поставить балет «Руслан и Людмила»». Сказали, что хотели бы видеть данный спектакль здесь, на этой сцене. Мы создали его в 1993 году, когда театр «Кремлевский балет» только начинал свою работу. Это действительно эксклюзивная продукция. До сих пор постановка идет с большим успехом, состоялось уже 168 представлений.
– Вам пришлось адаптировать оригинальную версию?
– Всегда, даже когда вводится новый исполнитель, спектакль немножко меняется. Артист вносит что-то свое, чуть-чуть корректируется редакция. Я считаю, что балет должен все время жить, развиваться. Не бывает так, что один раз поставил, и он до конца так и идет. Его надо постоянно адаптировать к публике и исполнителям. Безусловно, я вносил какие-то изменения с точки зрения редакции и тех движений, которые делают артисты. Но суть спектакля, в котором задействована вся труппа театра оперы и балета, мы сохранили.
– Как быстро нашли общий язык с труппой?
– У меня обычно очень мало времени для того, чтобы заниматься какой-то конкретной постановкой. Я прихожу и сразу же начинаю работать. Проблем с взаимопониманием у нас не было. В августе мы очень быстро (буквально за две с половиной недели) поставили и прогнали спектакль. А потом только поддерживали связь, что-то уточняли, репетировали. Без меня здесь провели большую работу художественный руководитель театра Андрей Огиевский, главный балетмейстер Александр Литягин, оркестр... Надо было сделать свет, позаботиться о необходимых эффектах... И вот в декабре я приехал на выпуск. Тоже на неделю.
– Вы участвовали в кастинге артистов?
– Конечно. Еще летом я пришел в класс, всех посмотрел и сказал свое мнение. Как оказалось, мои предложения совпали с теми, которые сделал Александр Литягин.
– Довольны тем, что получилось?
– Я считаю, что артисты сделали большой шаг вперед. Спектакль трудный: куда ушел, зачем пришел, что в руки взял – сориентироваться и мгновенно сообразить, что к чему, непросто. К тому же у нас были сжатые сроки выпуска. Я доволен. Хотя премьера – это только первая ступень, начало. Надо постоянно работать – тогда балет будет жить.
– Вы волновались перед премьерой в нашем городе или с опытом подобное чувство проходит?
– Я никогда не волнуюсь, потому что это нужно делать раньше, в процессе подготовки спектакля. Когда что-то не получается, когда надо заменить артиста…. А сейчас, хочешь – волнуйся, хочешь – нет, все будет так, как будет. Теперь успех зависит только от артистов.
– Андрей Борисович, как вы оцениваете уровень воронежских танцовщиков?
– Мне кажется, в прошлом театр какое-то время находился в летаргическом состоянии. Когда же я приступил к работе, то увидел громадное желание труппы отдать все свои силы постановке «Руслан и Людмила». Все трудились просто замечательно. Из чего я сделал вывод, что Воронежский театр оперы и балета имеет большой потенциал. Просто сейчас его надо поддержать, дать возможность выйти на новый уровень, добиться очередного взлета. У вас очень хорошая школа. В моем театре, к примеру, три артистки из Воронежа. Они окончили местное училище, потом немного здесь поработали и… приехали ко мне. Хорошие танцовщицы. Жаль, что большинство выпускников разъезжаются по другим городам. Хотелось бы, чтобы они оставались в этом театре. Он должен быть привлекательным для артистов со всех точек зрения – чтобы были новые постановки, гастроли, достойная зарплата, на которую можно нормально жить, думая только о творчестве. Этого можно добиться при поддержке города и области.
– В постановке «Руслан и Людмила» роскошные декорации…
– Их сделала замечательная художница, чудесный человек Марина Соколова. Классик нашего советского времени, жена известного художника Валерия Левенталя. К сожалению, ее уже нет с нами, она умерла. Марина работала со многими балетными спектаклями, часто вместе с мужем. Кстати, если вы посмотрите на дерево (на одной из декораций изображен дуб с золотой цепью), то увидите кота, которого нарисовал Левенталь. Когда мы выпускали спектакль, Марина заболела и уже не могла присутствовать... Тогда я сказал Валерию: «Нам не хватает кота, дуб есть, цепь есть, а кота нет». И он его создал. У меня дома до сих пор хранится эскиз, где написано «Это неудача, Андрей. С любовью».
– Вы предпочитаете работать исключительно с классикой?
– Я считаю, что хорошая литература дает большой простор для фантазии. Хотя, конечно, есть вещи, которые я придумываю сам. Например, балет «Наполеон» я создал исходя из жизни Бонапарта. Но все равно какая-то основа была. Ведь наш человек, русский, любит, чтобы ему рассказывали историю. Чтобы он сопереживал – смеялся, плакал... Наше искусство действует только через эмоцию. Это не точная наука, не математика. Если зритель ощутит какую-то эмоцию, впоследствии он сможет вспомнить это, прочувствовать ее еще раз. В нем самом что-то изменится. Собственно, на это и направлено искусство. Оно расширяет кругозор.
– До того как стать балетмейстером, вы танцевали. Какие роли вызывали у вас большего всего эмоций как у исполнителя?
– Я характерного плана танцовщик. Ведущих ролей нет. Скорее образы второго плана, в частности, какие-нибудь злодеи. Они всегда имели очень яркую обрисовку. Я любил танцевать эти роли. Их много, больше 50, и все разные. Но где-то примерно через 7 лет я начал переключаться на другую сферу деятельности, поэтому постепенно потерял интерес к исполнительскому искусству.
– На протяжении долгих лет русский балет любили, им восхищались, ему пытались подражать по всему миру. Как вы думаете, сейчас эта тенденция сохраняется?
– Абсолютно. Куда бы мы ни приезжали, везде аншлаги. Не надо ничего рекламировать, билеты раскупаются сразу. Наши российские артисты во всем мире пользуются большим авторитетом. Занимают ведущие, ключевые позиции в театрах Европы и Америки. Ничего не исчезло и даже, может быть, увеличилось в масштабах. Например, в Венской опере три примы-балерины. Все они – русские.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ:
