Как Маяковский в Воронеже открыл …Америку

«Советский маяк»
Дело в том, что незадолго до этого, Владимир Владимирович совершил далекое заокеанское путешествие. Поэт посетил Гавану, Мехико, а затем в течение трех месяцев выступал в различных городах США. В Штаты Маяковского впустили как туриста, но тот прекрасно понимал, что на деле его миссия куда значительней. В Америке в нем видели посланца государства, дерзнувшего поставить невероятный эксперимент по созданию нового общества. А сам он хотел воочию оценить, какова на деле «страна равных возможностей».
Демократическая общественность встретила поэта с большим интересом. На вечера с участием «советского маяка», как назвали его в одном из изданий, собиралось до 1500 человек. Хотя случались и своеобразные провокации. Так, в Чикаго к Маяковскому обратился с разгромной речью российский эмигрант. Причем говорил оратор нарочно по-английски, зная, что Владимир Владимирович не владеет этим языком. Но тот вышел из неловкой ситуации с юмором, ответив оппоненту …на грузинском, который знал с детства, поскольку вырос в Кутаисской губернии.

«Поэзия доллара»
Итогом той поездки стали целый цикл стихов и эссе «Мое открытие Америки». В этих сочинениях Маяковский примеряет на себя роль Колумба и рисует свой образ «страны контрастов», основанный на личных впечатлениях. Он восхищается глобальной электрификацией индустриальных центров и недоумевает над тем, как успехи прогресса сочетаются в них с мещанством и ханжеством буржуа. Подмечает колоритные детали быта и делится размышлениями об особенностях местного менталитета.
«В отношении американца к доллару есть поэзия, – читаем мы в его очерке, – он знает, что доллар – единственная сила в его стодесятимиллионной буржуазной стране, и я убежден, что кроме известных всем свойств денег, американец эстетически любуется зелененьким цветом доллара, отождествляя его с …символом довольства». Эта «поэзия купюры» Маяковскому была не по нутру. Недаром он пробыл в Америке только 3 месяца, хотя визу оформили на полгода. Между тем, заокеанское путешествие получило большой резонанс на Родине. В итоге данная поездка стала темой его гастролей.

В фокусе общественного внимания
Воронежские власти придавали визиту Маяковского большое значение. Помимо афиш в прессе вышло специальное объявление. Там же сообщалось, что выступление будет транслироваться по радио (по данным краеведов, в Воронеже тогда имелось 533, а в губернии – 735 радиоприемников).
Творческая встреча состоялась 22 ноября 1926-го в Большом советском театре (так назывался драмтеатр с 1919 по 1938 годы). Возможность пообщаться со знаменитым литератором привлекала массу желающих. Воронежский писатель Владимир Кораблинов вспоминал в своей автобиографической книге «Азорские острова»: «Город хлынул на вечер Маяковского, всем хотелось послушать замечательного поэта. Но какая-то часть (и немалая) воронежцев пришла просто поглазеть на него: из третьих и четвертых рук нахватав россказней о …литературных скандальчиках в богемных кабачках… Весь этот народец страсть как хотел повидать такое чудо». Впрочем, Маяковский не возражал и против таких зрителей. Он держался очень непринужденно и остроумно отвечал на вопросы.

«В центре как-то заметнее»
Вопросов было множество. После того, как Владимир Владимирович прочел стихи из американского цикла и прогремели аплодисменты, оратора завалили записками из зала. Их содержание приводит в своей книге «Маяковский едет по Союзу» литератор, сопровождавший его на гастролях, Павел Лавут. И судя по ним, воронежцев больше интересовала сама персона поэта, чем далекая буржуазная Америка.
Один из зрителей спрашивал: «Чем объяснить, что вы в центре всего ставите свое «я»? Поэт парировал: «В центре как-то заметнее», а потом, уже серьезно добавил: «Главное, вам надо раз и навсегда запомнить, что «я» – это гражданин Советского Союза. Потом «я» – это бывает условно. И наконец, почему же в тех случаях, когда я говорю о себе или от своего имени, мне нужно говорить, скажем, от вашего?»

Другой интересовался: «Уверены ли вы в том, что ваше творчество доступно массе?» Маяковский ответил: «Еще далеко не все привыкли к стихам. Но если стихи будут внимательно читать, и, как полагается, по нескольку раз, то через 15 лет они будут доступны почти всем, и это станет большим достижением».
Подобные вопросы звучали и в более резкой форме. Об этом писал Кораблинов: «мы вас не понимаем!» – истерично крикнул кто-то из крайней ложи. «Мы?!– поднял брови Маяковский, – Товарищи! Поднимите руки, кто не понял». Неуверенно поднялось с десяток рук. «Раз, два…три, четыре…восемь! – подсчитал Маяковский, – ну что ж, процент малограмотности не так уж велик».

«Другой» поэт
Выступление затянулось до темноты, завершился «воронежский вечер» Маяковского в компании молодых литераторов. Для общения с поэтом решили выбрать просторную, удобную квартиру врача Раппопорта (ныне дом на Войцеховского, 7, где гостил выдающийся деятель культуры, пришел в ужасающую ветхость).
По воспоминаниям Кораблинова в неформальной обстановке Владимир Владимирович был совсем другим: «Всех нас, слышавших в театре раскаты его могучего голоса, поразил этот тихий, молчаливый и даже как будто застенчивый Маяковский». На вопросы о жизни за океаном, он немногословно отвечал, что от внешнего великолепия заграницы «тянет запахом мещанских сундуков». А вот слушал начинающих поэтов Владимир Владимирович с удовольствием и даже попросил для публикации рукопись пылкой, переполненной энтузиазмом, поэмы 20-летнего Кораблинова. Позже Маяковский читал и свои произведения. Прямо на улице – по пути в гостиницу. Среди стихов, что он декламировал, были знаменитые строки: «Поэзия – та же добыча радия. В грамм добыча, в год – труды…» Так закончилась эта встреча. А спустя несколько месяцев Кораблинов, замер от радостного волнения, когда увидел свою поэму в журнале «Крокодил». Маяковский сдержал слово, хоть и счел, что произведение, которое автор писал на полном серьезе, больше подходит для сатирического издания…